Мидвичские кукушки [= Кукушата Мидвича ] - Джон Уиндем

– Ну, – заметил Алан, – я понял, что он просто не может пока определить расу ребенка.

– Это означает, что он опять лукавит. Он пытался – и не сумел. Однако у наших предков, не веривших слепо, как Уиллерс, в научные статьи, было название для подобного явления; они бы назвали такого ребенка «подкидышем». Многое из того, что кажется странным нам, отнюдь не казалось странным нашим предкам; они страдали лишь от религиозного догматизма, которому догматизм научный может еще и дать фору.

Идея о «подкинутых детях» далеко не нова и столь широко распространена, что наверняка есть причины, из-за которых она, возникнув однажды, продолжает существовать. О, да, подобное никогда не происходило в таких масштабах, как у нас, но в данном случае количество не влияет на качество, а лишь подтверждает его. Все наши шестьдесят золотоглазых Детей – незваные гости, подкидыши. Кукушата.

Алан, нахмурившись, сказал:

– Я со многим могу согласиться – все эти странности, принуждения; удивительное сходство друг с другом; и тот факт, что Уиллерс не может определить их расу… Но откуда они взялись? Чем больше я об этом думаю, тем труднее мне ответить на эти «как?» и «почему?».

– Пока мы можем позволить себе этого не касаться, – сказал Зеллаби. – Самое главное не то, как яйцо кукушки попало в гнездо, и не то, почему именно это гнездо она выбрала; настоящая проблема возникнет после того, как вылупится птенец, – что, собственно, он будет делать дальше? А поведение птенца основывается прежде всего на инстинкте самосохранения, инстинкте, который характеризуется главным образом крайней жестокостью.

Алан немного подумал и неуверенно спросил:

– Вы действительно видите здесь прямую аналогию?

– Я в этом совершенно уверен. Смотрите, друг мой. Одиннадцать женщин вынуждены были вновь вернуться в Мидвич, причем отнюдь не по своей воле, и любая попытка снова увести Детей дальше, чем на несколько миль от Мидвича, оказывалась тщетной. А этим Детям всего лишь несколько недель от роду. Вы, несомненно, слышали о миссис Вельт, и о Харримане тоже. Вам это ни о чем не говорит?

Некоторое время оба молчали. Зеллаби сидел, откинувшись на спинку кресла и заложив руки за голову, Алан невидящим взглядом смотрел вдаль.

– Ну хорошо, – сказал он. – Многие надеялись, что с возвращением Детей все станет на свои места. Выясняется, что это не так. Что же, по-вашему, должно произойти?

– Я могу лишь предполагать, да и то… но я определенно не думаю, что что-то приятное, – ответил Зеллаби. – Кукушка выживает потому, что все ее поведение жестко подчинено единственной цели – выжить… Вот почему я надеюсь, что вам удастся увезти Феррелин подальше от Мидвича. Сделайте все, что в ваших силах, чтобы заставить ее забыть этого ребенка, чтобы у нее была нормальная жизнь. Конечно, это будет трудно, но все же не так, как если бы ребенок был ее собственным.

Алан нахмурился и потер лоб.

– Да, трудная задача, – сказал он. – Несмотря на все, она испытывает к нему материнские чувства – почти физическую привязанность и чувство ответственности, знаете ли.

– Естественно. Так и должно быть. Именно поэтому бедная птичка выбивается из сил, пытаясь выкормить жадного кукушонка. Это просто обман, бессердечная эксплуатация природных инстинктов. Эти инстинкты необходимы для продолжения рода, но в данном случае Феррелин просто не имеет права поддаваться на шантаж со стороны своих лучших чувств.

– Если, – медленно сказал Алан, – если бы ребенок Антеи оказался одним из них, что бы вы стали делать?

– Я бы стал делать то же, что советую сделать вам. Я бы увез ее отсюда. Я бы также порвал все наши связи с Мидвичем, продав этот дом, хотя мы оба очень любим его. Может быть, мне все-таки придется это сделать, хотя Антея и не оказалась прямо втянутой в эту историю. Посмотрим, как будут развиваться события. Поживем – увидим. Потенциальные возможности Детей мне неизвестны, и я не хочу строить логических предположений. Поэтому, чем скорее здесь не будет Феррелин, тем лучше я буду себя чувствовать. Я не хотел бы говорить с ней на эту тему сам. Во-первых, вы должны решить все между собой; во-вторых, я, со своими не вполне ясными опасениями, рискую быть просто неправильно понятым. Вы же можете предложить ей позитивную альтернативу. Если возникнут трудности и вам потребуется поддержка, можете полностью рассчитывать на Антею и на меня.

Алан медленно кивнул.

– Надеюсь, не потребуется. Мы оба прекрасно понимаем, что дальше так продолжаться не может. Сейчас вы подтолкнули нас к окончательному решению.

Они продолжали молча сидеть, размышляя каждый о своем. Алан с некоторым облегчением осознал, что наконец-то его неясные подозрения и туманные ощущения сложились в единую картину, и теперь от него требовались только четкие и конкретные действия. Большое впечатление произвела на него и сама беседа – до сего дня он не мог припомнить ни одного разговора с тестем, когда Зеллаби, отвергая одну за другой соблазнительные темы для размышлений, столь четко держался бы своей линии. Более того, рассуждения его были интересны и разнообразны. Алан уже собирался продолжить разговор, как вдруг увидел Антею, которая шла к ним через лужайку.

Антея села в кресло напротив мужа и попросила сигарету. Зеллаби поднес ей спичку.

– Что-нибудь случилось? – спросил он.

– По-моему, да. Мне только что звонила Маргарет Хаксби. Она уехала.

Зеллаби поднял брови.

– Совсем уехала?

– Да. Она звонила из Лондона.

– О, – сказал Зеллаби и задумался.

Алан спросил Антею, кто такая Маргарет Хаксби.

– О, извините. Вы ее, конечно, не знаете. Это одна из девушек мистера Кримма – вернее, она работала у него раньше. Насколько я знаю, одна из самых лучших. Доктор Маргарет Хаксби, Лондон.

– Она тоже из… э… пострадавших? – спросил Алан.

– Да. И одна из самых обиженных, – сказала Антея. – Теперь она приняла решение и уехала, оставив ребенка в Мидвиче.

– Но при чем здесь ты, дорогая? – спросил Зеллаби.

– Она просто решила, что я – самое подходящее лицо для официального заявления. Она сказала, что мистеру Кримму она звонила, но его не оказалось на месте. Она хотела решить вопрос относительно ребенка.

– Где он теперь?

– Там, где она квартировала. В коттедже старшей миссис Дорри.

– И она просто взяла и ушла?

– Вот именно. Миссис Дорри пока ничего не знает. Придется мне пойти и сказать ей об этом.

– Могут возникнуть сложности, – сказал Зеллаби. – Представляю, какая начнется паника среди других хозяек, которые взяли к себе этих девушек. Они вышвырнут их на улицу, пока те не успели сбежать, оставив их с детьми на руках. Может быть, нам удастся протянуть время, пока Кримм не вернется и что-нибудь не придумает? В конце концов, обязан нести ответственность за его девушек не Мидвич – во всяком случае, не в первую очередь. Кроме того, она еще может передумать.